Речка Пьянчужка замысловато вилась, разделяя городок Шестиборск на две части – восточную и западную. По набережной катилась маршрутная «Газель», водитель которой сосредоточенно пытался воспроизвести все речные изгибы. В салоне пассажиры слёзно молили боженьку, чтобы погибнуть в аварии сразу и не мучаясь: доехать живым никто не надеялся. Макарыч вновь уселся за баранку, не просыхая – когда он повернулся и спросил, какой хрен не передал за проезд, одиннадцать человек дружно пригнулись к полу, спасаясь от мощной перегарной волны.
Сквозь утреннюю дымку на востоке прорисовались контуры Благоляповского монастыря Святой Паствы, и стёкла маршрутки запотели от общего выдоха – ралли близилось к концу.
Напротив гостиницы на центральной площади стоял запыленный «Икарус», возле которого толпились пассажиры. Редактор шестиборской газеты «Георгий Победоносец» глазам не поверил: откуда столько народу? Пригляделся и понял, что пора к окулисту: ему виделись одни только женщины. Какой-то дефект зрения, не иначе. Покинув «Газель», редактор обнаружил, что женщин он не только видит, но и слышит – из толпы долетали возбужденные крики. «Туристки, что ли?» - ошибочно предположил редактор и заторопился через мостик к себе в офис.
Старый компьютер скрежетал потрохами, пытаясь загрузить опротивевший Вин98, пока редактор заваривал себе утреннюю чашку чаю. Подходило время сдавать очередной номер, а материала, как обычно, не существовало в природе. Правда, неделю назад силами девочек из воскресной школы завершен ремонт шестиборской поликлиники, но одна статья на четыре полосы – как-то несерьезно. Монахи из Благоляпово, в рамках содействия светской власти, вышли на уборку прилегающей к гаражному кооперативу территории, но вместе с мусором убрали почему-то и будку охранника – получился скандал. Еще что? Редактор полистал свой ежедневник. Благочинный обещался подогнать какого-то невероятно вдохновленного господом живописца из соседней деревни – вот об этом надо сегодня же напомнить.
Набрать заветный номерок так и не успелось – в кабинет влетел фотокорр Дима Чёртиков.
- Мстислав Георгич, - Дима вытаращил свои детские голубые глазки. – Благочинный велел передать, чтобы вы подошли. Срочно велел…
- Иду уже, - редактор попытался одновременно допить чай и натянуть пиджак – и то, и другое получилось плохо. – Тьфу, ч… - голубые глазки фотокорра вытаращились еще сильнее, и редактор поправился: - …чаем облился.
- Благочинный велел, чтобы прямо сейчас, - напомнил «посланец».
- Сказал же – иду! – пробурчал редактор. Какой же этот Чёртиков зануда.
В приемной благочинного собрались мэр, директор гостиницы, редактор «Георгия Победоносца» - словом, люди, от которых в Шестиборске зависело всё - и фотокорр Чёртиков, от которого не зависело абсолютно ничего, зато он умел неотрывно смотреть благочинному в рот.
- Пока мы холим и лелеем нашу паству возлюбленную, геенна огненная уже у наших ворот, - благочинный обошелся без длинных предисловий. – Что вы на меня так смотрите, Максим Иваныч? – орлиный нос благочинного нацелился на директора гостиницы. – А то не знаете… Феминистки к нам приехали, над святым глумиться, веру топтать православную. У вас расселились, между прочим!
- Вот здорово, я-то тут причем? – запереживал директор. – Мне заявку прислали: заезд тогда-то, выезд тогда-то, мест столько-то… я ж не думал, что это огненная геенна!
- Теперь поздно думать, - отрезал благочинный. – Уж по городу рыщут, непотребницы.
- Что им тут у нас – мёдом намазано? – удивился мэр.
- Конференцию проводить будут, - благочинный пристукнул кулаком по столу. – Свою, похабную. Зал в ДК арендовали.
- Ну так, может, проведут конференцию и уедут? – спросил редактор. – Жить-то они здесь не собираются, нет?
Благочинный насупился.
- Жить, может, и не собираются. Но конференция у них в воскресенье, они неделю по городу рыскать будут, всюду носы свои сунут, препаскудницы! Мало что жен, сестер с дочерьми с пути истинного совратят, так еще где им, убогим, традиции наши понять сердцем! На конференцию они журналистов столичных назвали, нас им так нарисуют – ввек не отмоемся. Какие буду предложения?
«Патриархи» переглянулись – рожать импровизации они не привыкли.
- Погнать их из городу, что ли? – задумчиво почесал подбородок мэр.
- Какой погнать – деньги уплочены! – взвился директор гостиницы.
- Всё о суетном печетесь, Максим Иваныч, - упрекнул благочинный.
- А мы эти деньги воскресной школе на компьютеры… - отвёл подозрения директор. – Да и с ДК сборы тоже неплохо бы на богоугодное… ну, это уж, Василь Сергеич, ваша епархия.
Мэр поперхнулся – такого подвоха он никак не ожидал.
- Ну, а вы, Мстислав Георгич, что молчите? – спросил благочинный редактора.
- Подумать надо, - уклончиво ответил редактор.
- Думать после будете, сейчас надо действовать. И приглядывайте там за феминистками этими, хорошенько приглядывайте! Чтоб потом мы не наплакались…
Поручив Диме Чёртикову заняться фоторепортажем об иконописце, редактор вернулся к себе.
- А вас тут уже спрашивала какая-то… - сообщила вахтерша. Вид у нее был ошарашенный. – Ушла, но сказала – еще придет.
- Ну-ну, - бросил редактор и поднялся в кабинет. Усевшись за стол, он едва успел движением мышки сдернуть с монитора заставку и отхлебнуть из чашки остывшего чая, как в дверь заколотили, а через секунду на пороге появилась высокая женщина в джинсовом костюме.
- Вы – Полыхальский? – спросила она. – Здрасьте. Я – председатель конференции феминисток и президент союза «Рашн фемина», меня зовут Ульяна Макак.
Редактор непроизвольно прыснул чаем на клавиатуру.
- Сейчас вам будет не смешно, - предупредила Ульяна.
Поверить этому оказалось непросто: день, в который услышишь такую суперфамилию, нельзя омрачить даже техногенной катастрофой.
Резким движением «джинсовый костюм» швырнула на стол перед редактором выпуск «Георгия Победоносца» за позапрошлую неделю.
- Ваша газетёнка?
- Ну, наша, - лениво ответил редактор. – А что?
- Да вы хоть понимаете, что вы здесь пишете?! – на щеках Ульяны вспыхнул румянец гнева. – На ЗАГЛАВНОЙ странице – «Жена да убоится мужа своего»! Что за подлая дискриминация по половому признаку?!
Полыхальский хмыкнул.
- А вы статью целиком не пробовали читать? Там дальше написано, что фраза эта – образная, и что в семье главное – кротость и обоюдная любовь.
- Нечего выкручиваться, знаю я ваши фокусы! Мужичьё закоснелое, только и думаете, чтобы всех баб – к ногтю. В каком веке вы живете, позвольте спросить?
- У меня к вам встречный вопрос. Почему вы для своей конференции выбрали именно наш город? Что тут у нас особенного?
- Да ваш Шестиборск – рассадник домостроя и патриархата! – выкрикнула Ульяна. – И это – то, с чем мы, феминистки, намерены бороться по всему миру!
- По всему Шестиборску, - подкорректировал географию борьбы Полыхальский. – Ладно, от меня-то вы что хотите?
Ульяна скрестила руки на груди, глядя на редактора сверху вниз.
- До начала конференции мы намерены провести в городе ряд мероприятий. Опросы, встречи с женским населением, дискуссии. Ну, и просто ознакомиться с положением дел, которое у вас тут, уверена, хуже некуда…
- Зачем тогда знакомиться?
- …и я обращаюсь к вам с убедительной просьбой – нашу деятельность необходимо осветить самым объективным и благожелательным образом. Вы ведь собираетесь этим заняться, как редактор единственной в городе газеты?
- Пока не думал… - пробормотал Полыхальский, придерживая отвисающую челюсть.
- Ну так начинайте думать, - распорядилась Ульяна. – По всем вопросам будете взаимодействовать с пресс-секретарем конференции Марьяной Суровчик – она редактор газеты «Женская логика», ваша коллега. Поэтому общий язык найдете. Всё, я пошла. До встречи.
Вскоре после полудня сподвижницы Ульяны Макак вовсю шерстили город и окрестности. Накрыло даже Диму Чёртикова, который мирно щелкал фотоаппаратом в доме боговдохновенного иконописца. Откуда феминистки знали иконописца, осталось загадкой, но они его знали, и, видимо, не с лучшей стороны.
- Пришли без приглашения, трое их было… - рассказывал Дима редактору. – В дом заходят… Ну, вопросы всякие. А правда, говорят, что вы не только рисуете иконы, но еще избиваете свою жену? А он им – неправда ваша, ничего такого…
- И как? Они поверили?
- Да они-то поверили, только он у них же на глазах ей и врезал – она ему водки налить забыла. – Дима тяжко вздохнул. – Ох, Мстислав Георгич, грехи наши…
- Не наши, а ваши, - сварливо ответил редактор. – Меня там вообще не было, это всё ты со своим баснописцем. Да, сделали нам рекламку, ничего не скажешь.
К вечеру ситуация накалилась – шныряющие тут и там феминистки действовали всем на нервы. А возле рынка у центральной площади и вовсе произошло столкновение, едва не закончившееся кровопролитием. Интервьюерша из участниц конференции задала вопрос горожанке Бадейкиной. Вопрос был следующий: куда Бадейкина обращается за помощью, когда муж применяет к ней насилие? И насколько эффективна помощь? Бадейкина объяснила, что, если муж попытается применить к ней насилие, она разберется с ним самостоятельно и без всякой помощи, после чего развила тему: если какая-то идиотка имеет наглость утверждать, что Бадейкин – маньяк и насильник, это ей так не пройдет. Засим последовал удар авоськой по голове интервьюерши. К счастью, это была та авоська, где лежали фрукты, а не та, где находились две банки с маринованными перцами (Бадейкина потом уверяла, что просто перепутала). Барышень с трудом разняли.
Назавтра стало еще интереснее. Толпа «наблюдательниц», возглавляемая лично госпожой Макак, устроила чуть не митинг возле приходской школы для девочек. Феминистки потребовали впустить их в школу, чтобы они могли своими глазами увидеть, как организован учебный процесс, однако в этом им отказали, ссылаясь на то, что «занятия уже начались». Макак собственноручно накатала разгромный материалец, в котором прямо заявила, что в школе практикуются телесные наказания, а также учителя-мужчины домогаются до учениц. Чуть позже Макак не поленилась забежать в редакцию «Победоносца» и вручить копию своего шедевра Полыхальскому, а заодно и спросила, что он об этом думает.
Перечитав шедевр четыре раза, дабы убедиться, что это не галлюцинация, Полыхальский отправил его по факсу благочинному – пусть сам решает, что об этом думать. Благочинный скомандовал готовить опровержение, а заодно послать Чёртикова, чтобы красиво сфотографировал парочку учениц на фоне школьного фасада – снимок, по которому всё прогрессивное человечество сможет понять, что ни о каких телесных наказаниях и речи идти не может.
- Василь Сергеич сейчас вас примет, - сонным голосом сказала секретарша мэра Марьяне Суровчик.
Редакторша «Женской логики» была уменьшенным вариантом Ульяны Макак – только вместо джинсов носила юбку с откровенным разрезом. Глаза ее горели алчным желанием вывести на чистую воду всех мужиков, сколько их есть в пределах Шестиборска.
- Скажите, - она наклонилась к секретарше, - ваш начальник подвергает вас надругательствам?
Секретарша подняла на Марьяну взгляд утомленной овцы.
- Ну-у… вообще-то… если честно, утром он ругался. Потому что я вчерашнюю почту только сегодня отправила. А так он очень добрый.
- Что – даже к сожительству не принуждает? – поразилась Марьяна.
Из кабинета донесся голос мэра:
- Кто ко мне, заходите!
- Здравствуйте! – Марьяна сходу попёрла в лобовую атаку. – В вашем городе подвергаются унижениям и притеснениям женщины, и происходит это под прикрытием так называемых «традиций» и ложно толкуемых православных догматов. За то время, пока мы здесь находимся, лично я в этом убедилась на сто процентов. Скажите, что нужно, чтобы такое положение дел изменилось в корне? – всё это Суровчик выдала на одном дыхании.
Мэр Зайчиков был старым хитрым провинциальным лисом и никогда не терял самообладания.
- Да вы присаживайтесь… Хм. Вот вы сейчас меня спросили, а сами, наверное, и не поняли – о чем, - Марьяна хотела возразить, но мэр жестом остановил ее. – Минутку. Если я ничего не путаю, слово «феминизм» подразумевает равноправие полов, верно? Так вот, как глава Шестиборска, официально вас заверяю, что равноправие у нас тут полное и исчерпывающее. Абсолютно все равноправно ходят на работу, с работы, на рынок и с рынка. Пьют водку, смотрят телевизор и делают детей…
- Значит, детей делают и ходят на работу? Ага. То есть, декретные отпуска у вас тут не практикуются?
- Отчего же? Практикуются. Всё согласно федеральным законам.
- А если бы не законы, - как бы невзначай, Марьяна подтянула юбку на бедре, - вы бы вообще всё на женщин свалили. Что за отношение? Между прочим, женщина – это не только сексуальный объект! Она рожает и воспитывает детей… - под пристальным взглядом мэра редакторша забыла текст и закончила слегка невпопад, - и вообще, женщина-мать – это звучит гордо.
- Извиняюсь за нескромный вопрос, - вкрадчиво произнес мэр, - а у вас есть дети?
Марьяна с досадой закусила губу.
- Есть, нет – какая разница? Зато я отлично вижу, что у вас тут творится с воспитанием! Это же сплошной домострой!
- С чего вы взяли?
- Сегодня нашу делегацию не впустили в приходскую школу. Значит, есть, что скрывать?
- Ха-ха. Нам-то как раз скрывать нечего. А вот насчет вас – не знаю, не знаю… Вдруг вы террористки какие-нибудь? Захватите школу, потребуете вывести войска из Чечни…
Суровчик чуть не рухнула со стула.
- Да вы в своем уме?! Мы ведь женщины, а не какие-нибудь… боевики!
- Я это к вопросу о равноправии, - пояснил мэр. – Почему женщина не может быть боевиком? Кстати, практика показывает обратное… Знаете, вот у меня две дочери. Обе – современные девочки, спросите их, что такое домострой – не ответят. Разве я им в чем-то отказываю? Деньги – пожалуйста, квартиру – пожалуйста, нарко… - на последнем слове мэр фальшиво закашлялся и откинулся в кресле, давая понять, что по этому поводу у него всё.
На его счастье, Марьяна по поводу «нарко» ничего не поняла. Мэр был для нее слишком убедителен. Ей не только расхотелось с ним спорить, она даже слушала его с открытым ртом. Невольно она приподнялась со стула… Обошла вокруг стола…
- О, вы, мужчины… - прошептала она. – Умеете запудрить мозги женщинам. А еще что-нибудь вы умеете?
Мэр был хитрым провинциальным лисом, но увёртываться от энергичных страстных женщин вместе со своим массивным кожаным креслом он не умел. А Марьяна, ощутив мужскую близость, воспылала страстью без всяких скидок на идеологическую вражду и возрастную разницу…
Из мэрии Суровчик возвращалась, бормоча себе под нос нехорошее: «Мужики – подлые козлы… подумаешь, жена у него… а я что – хуже жены? Вот мужики сволочи!», и так далее, и тому подобное. А на берегу речки Пьянчужки, возле моста, разворачивалась сцена, достойная стать украшением сериала «Шокирующая Азия». Там чуть не утопили госпожу Макак. Ульяне пришло в голову устроить сбор подписей под воззванием: «Защитим наших детей от извращенцев». Взывая к неравнодушию проходящих мимо ее раскладного столика женщин, она довольно быстро обзавелась приличной аудиторией. Поначалу горожанки пребывали в некотором заблуждении – им казалось, что извращенцы – это убийцы-потрошители, новости о которых так сладко будоражат умы всех обывателей. Но, когда стало ясно, что под «извращенцами» госпожа Макак подразумевает их собственных мужей, настроение изменилось. В адрес главной феминистки посыпались оскорбления, потом угрозы. Макак отмалчиваться не стала (хотя это и могло ее спасти), и горожанки, презрев женскую солидарность, подразумевающую сплочение против мужей-педофилов, настучали Ульяне по умной репе и кинули феминистку в Пьянчужку.
Мощный всплеск и захлебнувшийся мат слева по курсу отвлекли Марьяну Суровчик от разочарований в личной жизни. Вглядевшись в барахтающееся существо, медленно уносимое ленивым течением Пьянчужки куда-то на юго-запад, Марьяна сдавленно хихикнула и поспешила в гостиницу. Помогать вожачихе она категорически не желала: Макак достала ее до тошнотных позывов, и сейчас был тот редкий момент, когда Суровчик могла не изображать дружескую поддержку, а втихую позлорадствовать – Ульянка ненавидела купаться в одежде.
Главред Полыхальский наблюдал за «речными» событиями, стоя подле окна с кружкой дымящегося чаю. Картина символического утопления госпожи Макак показалась ему исполненной глубинного смысла и напомнила старую народную мудрость про чужой монастырь и сук, на котором сидишь. К сожалению, насладиться зрелищем в полной мере главреду не пришлось: прибежал Дима Чёртиков и с вытаращенными глазами сообщил, что «Благочинный прийти велел».
Проходя мимо моста, Полыхальский видел, как насквозь промокшая, но не сломленная морально Ульяна выползает из речных волн на сушу…
Убедившись в полвзгляда, что все приглашенные явились, благочинный прямо перешел к сути вопроса.
- Ну и как вам новая обстановка в нашем городе? – осведомился он. – Кстати, за огромный вклад в ее ухудшение отдельное вам спасибо, Максим Иваныч.
Директор гостиницы недоуменно пожал плечами. Своего огромного вклада он, хоть убей, вспомнить не мог. Последний вклад он сделал в Областной Банк Развития Древесины, но там и было-то вшивых тридцать тысяч евро.
- Не понимаю, благочинный, о чем вы…
- Да о вашем заведенье богомерзком, порока рассаднике! Ведь как они хорошо у вас там пристроились! А вы им – все удобства, нет, чтобы воду горячую отключить, или электричество, допустим…
- Да не могу я, благочинный, горячую воду им отключить! У меня же вода только холодная…
- Отключил бы холодную, Иваныч, - «додумался» мэр.
- Но тогда они не смогут сливать воду в дальняках, - с видом Нострадамуса предсказал Максим Иваныч. – О последствиях и думать страшно. И вообще, что вы на меня так смотрите, Василь Сергеич, будто я один во всем виноват?...
- Все мы виноваты! – развеял мэрские иллюзии благочинный. – О последствиях страшно думать? А о будущем города нашего, оплота православия, о пастве нашей – овцах тупоры… невинных, в смысле – не страшно думать? Пока вы тут успокоенности греховной предаетесь, богопротивные феминистки уж совращают души христианские, прямо на наших улицах, при вашем попустительстве! И делать что-то надо немедля, дабы воспретить паскудную их конференцию!
Все потупились, словно раскаиваясь в богопреступном бездействии. На самом деле, произнося пламенные речи, благочинный имел привычку безжалостно плеваться, и никому не хотелось получить в глаз добрый заряд слюней – присутствующие были научены горьким опытом.
- Вот вы, Мстислав Георгич, - благочинный перевел дыхание и вперился в главреда, - опровержение подготовили, насчет приходской школы?
- Как же, как же, - закивал Полыхальский. – Как вы сказали, так Дима всё и сфотографировал в лучшем виде. Следующим же номером опубликуем.
- Хоть что-то, - пробурчал благочинный. – Если сделать ничего не сможете, и состоится конференция эта непристойная – ваша, Мстислав Георгич, задача, осветить гадость эту так, как православному журналисту, подобному вам, надлежит. Очень сильно на вас рассчитываю… да и вам, господа градоначальники, не след сидеть, руки сложа. Всем всё ясно?
Благочинный не добавил, что, если освещение гадостной конференции в «Георгии Победоносце» получится недостаточно гадостным, главред издания может, в конце концов, смениться. Но это и так прозвучало. В тишине.
- Ну, и что будем делать? – удрученно осведомился у «собратьев по несчастью» директор гостиницы, когда все трое покинули приемную благочинного и по деревянному крыльцу спустились во внутренний монастырский двор. – Лично у меня идей никаких.
- А я вот думаю, нечего тут суетиться, - сказал мэр. – Благочинному – это уж между нами – везде сатана мерещится, вот он панику и наводит. Подумаешь…
- Подумать-то можно, - сказал Полыхальский. – Вот только как бы беспорядки в городе не начались, и так уж феминистки эти всех с ног на голову поставили.
- Да успокойтесь и вы тоже, Мстислав Георгич! Что нам эти беспорядки? А то раньше у нас тут порядок был, ну вы скажете еще… Вот проведут эти дуры свою конференцию, перебесятся и уедут. Жить они здесь не останутся, точно говорю.
- А благочинный? – с сомнением спросил директор гостиницы.
- Тоже перебесится, - благодушно заверил его мэр. Если б не обширные связи благочинного и та поддержка, которой он пользовался в кругах светской власти, мэру и в голову бы не пришло носиться по этим дурацким совещаниям. – Не впервой.
И они двинулись к выходу на улицу.
- Кстати, одна из этих баб – вообще озабоченная, - мимоходом осведомил компанию мэр. – Вы себе не представляете – приперлась ко мне, обозвала каким-то там домостроем, а потом как плюхнется мне на колени! Суровчик ее звать, Марьяна Суровчик. С ней поосторожнее – а то налетите на статью об изнасиловании, не говорите потом, что я не предупреждал.
- Да, это пострашнее геенны огненной получится, - содрогнулся Полыхальский. – Я еще могу понять, что они мужиков не переваривают, - обозначил он свой интеллектуальный предел. – Но чтобы при этом еще и домогаться…
Между тем, у феминисток всё шло вовсе не столь гладко, как предполагал благочинный. Ульяна Макак еще сушилась феном в своем номере, когда вернулась из «культпохода» делегация феминисток. Делегацию приняли в отдаленном приходе, настоятель которого славился миролюбием и крайней терпимостью. Год назад пожилой священник единственный не поддержал инициативу благочинного о жестком импичменте певице Мадонне. Благочинный даже хотел сместить батюшку за нелояльность, но деревенские прихожане встали на дыбы и чуть не сместили самого благочинного.
Седой настоятель с видимым интересом выслушал предъявленные ему феминистками претензии, но ни разу не возразил – только задавал уточняющие вопросы. «Миссионерши» от этого начали млеть и забывать цель своего визита. Потом им устроили небольшую экскурсию по церковному подворью (настоятель беззлобно жаловался на отсутствие спонсорской помощи), а напоследок покормили обедом в маленькой столовой – трапезу с феминистками разделили десятка полтора детишек с огромными доверчивыми глазами, которым батюшка лично наливал супчик в тарелки. Это окончательно добило посетительниц, и, добравшись до Шестиборска, они доложили госпоже Макак, что, по их новому мнению, православие – вовсе не плохая штуковина.
Разочарованная Ульянка обозвала «миссионерш» мягкотелыми дебилками и отправила их на поиски более интересного компромата.
Утро следующего дня принесло некоторое похолодание, а лично для главреда Полыхальского еще и Марьяну Суровчик. Вахтерша в раздевалке на первом этаже редакции еще отходила от шока, связанного с приходом очередной несгибаемой феминистки, а Марьяна уже твердым шагом поднялась на второй этаж.
- Это вы – редактор газеты «Георгий Поебе…», прошу прощения – «Победоносец»? – осведомилась она, вломившись в кабинет без стука, не считая того грохота, с которым долбанулась об стену дверная ручка.
- Ну, я, - кивнул Полыхальский. – Здрасьте.
Марьяна окинула видавший не только виды, но и кое-что похуже кабинет главреда взором орлицы.
- А у вас тут невзрачно, - поддела она Полыхальского. – Сразу видно, что мужик работает.
- Что и неудивительно, - настороженно следя за Суровчик, заметил главред. – Потому как я действительно здесь работаю. И я, как вам ни больно об этом слышать, принадлежу к мужскому полу.
- Вот дерьмо! – выплюнула Суровчик. – «Принадлежу к мужскому полу» - да чем тут гордиться?! Тем, что у вас между ног болтается какая-то… - Марьяна осеклась – это она не в кассу вспомнила. При мысли о том, что болтается между ног у Полыхальского, у нее самой что-то потеплело в упомянутом месте. – Короче, - быстро продолжала она. – Вы собираетесь напечатать экстренный выпуск вашей вшивой газетки с подробным описанием тех издевательств, которым подверглись в грёбаном Шестиборске представительницы конференции феминисток?
Полыхальский прихрюкнул свиньей. Что-то в последнее время все требуют от него информационной поддержки, но требовать экстренного выпуска – до такой наглости сам благочинный не доходил.
- Нет, - флегматично ответил он. – Я не собираюсь.
- Это почему еще?! – Суровчик многообещающе подбоченилась.
- Я пока никаких издевательств не заметил, - покривил душой Полыхальский.
- Что вы говорите! А сумкой по голове – это не издевательство? А бедную Ульянку Макак вообще… чуть не утопили! И вы намерены об этом молчать? Я нажалуюсь на вас в профсоюз. К вашему сведению – я и сама журналист и главный редактор! Газета, чтоб вы знали, «Женская логика»!
- А я в курсе, - Полыхальский прям-таки излучал миролюбие. – Но вы, как журналист… ка… должны понимать, что есть такая вещь, как искаженная интерпретация фактов. За это тоже по головке не гладят…
Марьяну пробрала нервная дрожь. Выражение «гладить по головке» ассоциировалось у нее с вполне конкретным процессом, и в этом процессе она не участвовала слишком давно. О чем горько сожалела.
- …и тут еще вопрос, кто над кем издевался, - Полыхальский, как ни в чем не бывало, развивал тему, не ведая о тайных помыслах коллеги. Вчера вечером он имел длительный телефонный разговор с Димой Чёртиковым, который представил исчерпывающий доклад о первопричине конфликта с участием речки Пьянчужки. - Госпожа Макак отзывалась о мужьях тех женщин намеренно оскорбительно, она назвала их педофилами! Как по-вашему – нормальная женщина стерпит такое?
- Да с такими мужиками, как у вас тут, все нормальные женщины в идиоток превратились! Мужиков нормальных нету в Шестиборске вашем, вот чего! Вы на себя посмотрите…
- Ну, я-то не показатель…
- Еще какой показатель! Вот! – Суровчик резко вытянула вперед указательный палец. – Морда небритая, сам мешковатый, пиджак обтрёпанный весь. Сразу видно – женщины на вас нет! Забьетесь вечером в свою нору холостяцкую и прозябаете…
Полыхальский мигом покрылся испариной, увидев, как Марьяна зловеще провела блестящим кончиком мясистого языка по своей нижней губе. Грозное предупреждение мэра о повадках Суровчик тут же всплыло в памяти призраком атомной подводной лодки. Вспомнилось и о тоскливых (порой) вечерах в пустой и, чего уж там, неопрятной холостяцкой квартире на другом конце Шестиборска. Но разве могут вечера считаться тоскливыми, если проводишь их без Марьяны Суровчик?! Определенно нет.
Тут Марьяна коварно произвела «атаку с воздуха». Полыхальский и глазом моргнуть не успел, как Суровчик обрушилась на его колени всем телом.
- Если мужик не исполняет своё мужское предназначение, он деградирует, - сообщила она, горячо дыша в лицо Полыхальскому. – И перестает быть мужиком. Ты же этого не хочешь?!
Чего Полыхальский совершенно точно не хотел, так это поцелуя взасос. Увы, желания деградирующего мужчины – не та вещь, с которой станет считаться уважающая себя феминистка. Жуткое мгновение – и губы коллег-журналистов слились. Полыхальскому мерещилось, что его рот поглощает вакуумная присоска. Когда он уже простился с жизнью – Марьяна ухитрилась наглухо перекрыть ему доступ кислорода – кабинет пополнился Димой Чёртиковым.
- Мсти… слав Ге… Георгич… - залопотал Чёртиков.
Присоска отвалилась. Полыхальский со всхлипом набрал в легкие воздух. Марьяна обернулась и чуть не прожгла в Чёртикове дырку. Жажда плотского надругательства над собственной идеологией в ее глазах смешалась с жаждой крови придурковатого фотокорра.
- Да хер ли ты уставился, сука?! – взревела Марьяна, и, вскочив с Полыхальского, снарядом вылетела на лестницу.
Полыхальский тяжело выбрался из кресла. Сейчас ему не помешало бы поддувание насосом – редакторша «Женской логики» уж очень сильно его помяла.
- Ге…Ге… Георгич… Мстислав… - Дима с ужасом хлопал глазами на изрядно потерявшего форму главреда. – Это что же… Да это ж как же…
Полыхальский мягко, но решительно взял фотокорра за отвороты вельветовой курточки.
- Такие вот дела, Димочка, - сказал он. – Только что меня чуть не изнасиловали. И ты был свидетелем. Учти – побежишь с этой историей к благочинному, я по поводу тебя пойду сразу к прокурору. Сожительствовать с девочкой из приходской школы, Дима, это не только грех, блин. Это лет восемь строгого режима, если не больше. Кстати, пользоваться фотоаппаратом на зоне тебе не дадут.
Пока бешеные сексуальные инстинкты Марьяны Суровчик претерпевали не менее бешеные обломы, подготовка к послезавтрашней конференции шла ударными темпами. Открыв неожиданно для себя купальный сезон, Ульяна Макак преисполнилась какой-то злой бодростью и действовала жестко. Прихватив с собой пару помощниц покрепче, Макак в лучших немецких традициях второй мировой войны оккупировала ДК. Предстояло тщательно распределить посадочные места для гостей: в первом ряду сядут женщины из материнского комитета, во втором – журналисты… на галерку можно засунуть местных, если соблаговолят явиться. Под четкую диктовку Ульяны ассистентка Тома чертила красивую схему в своём блокноте, а вторая ассистентка – Жанна – ползала на четвереньках по сцене, перетаскивая с места на место листы ватмана. Это были части гигантского плаката-диаграммы, который Макак запланировала укрепить для всеобщего обозрения на стене в глубине сцены. Диаграмму тщательно нарисовали в столичной штаб-квартире; она наглядно изображала рост численности органов женского самоуправления в процентном соотношении с уменьшением количества мужских преступлений против детей. Патриархальный Шестиборск занимал в этой диаграмме убийственное последнее место. Вконец запутавшаяся с составными частями Жанна едва не пристроила Шестиборск на вершину пирамиды и была немедленно строго отчитана госпожой Макак.
Контролируя деятельность сподвижниц, Ульяна отнюдь не забывала и о собственных обязанностях. На конференции ей предстояло огласить целый список нелицеприятных для Шестиборска социальных фактов, указывающих на тенденцию к мужскому доминированию и подавлению женского самосознания. Пожилого миротворца из отдаленного прихода Макак вознамерилась представить как педофила. Конечно, до откровенной клеветы опускаться не следовало – еще под суд угодишь – но достаточно будет красноречивых намеков, что деревенских детей задарма не кормят, наливая им при этом суп своими руками… да и ручонки-то, поди, не самые чистые.
…Избавившись от секс-опасности в лице Марьяны Суровчик и от стук-опасности в перекошенном от страха лице Димы Чёртикова, главред Полыхальский заварил себе кружку сногсшибательного чифиря и уселся сочинять заранее статью о смехотворной конференции феминисток. Он уже получил факсом из Домжура список приглашенных сотрудников СМИ и примерно знал, как всё будет происходить.
Приготовления к конференции шли своим путём, а Марьяна Суровчик шла своим. Отмазавшись от участия в монтаже суперплаката под предлогом «еще посмотреть, что у них тут и как», она направилась прямиком в Благоляповский монастырь. По дороге она чувствовала, как на нее недобро косятся местные, но ее это мало трогало.
Инкогнито просочившись на службу, Марьяна застенографировала проповедь в исполнении благочинного. Между строчками стенограммы так и просвечивали призывы к мужской части паствы строить всех женщин, где они только ни попадутся, а женской части явственно рекомендовалось принимать такое отношение, как божью милость.
Проследив, куда двинется после службы благочинный, Марьяна закономерно решила, что и ей там будет самое место. Пора разобраться с этим главным патриархом раз и навсегда, и пусть только попробует не ответить на самые животрепещущие вопросы!
На проповеди присутствовал и фотокорр Дима Чёртиков – без него такие мероприятия в Благоляпово не проходили. А уж сегодня, как никогда, Дима жаждал истинной веры в господа – Полыхальский ударил его по больному месту, и душа фотокорра взвывала об очищении. Однако ловить каждое слово благочинного у Димы не получалось – в лучшем случае он схватывал одно из десяти. Заметив феминистку Суровчик, Дима всё парился: что это она тут делает.
…О том, что произошло в приемной благочинного, куда Марьяна проникла следом за хозяином приемной, история умалчивает с кривой ухмылкой. Так или иначе, по завершении «интервью», благочинный долго, с ошалелым видом, промокал тюлевой занавеской страстно обслюнявленное лицо. Но это было уже после того, как госпожа Суровчик ласточкой вылетела из приемной на улицу, ни разу не коснувшись ногами ступенек. Момент ее приземления в свеженатекшую из водосточной трубы лужу Дима запечатлел на свою фотокамеру, словно оголтелый папарацци.
Ульяна Макак и Марьяна Суровчик столкнулись у входа в гостиницу. На вопрос боевой подруги, с чего это она так расколбасно выглядит, Марьяна коротко ответила: «Как-нибудь потом» и, протиснувшись мимо Ульяны, длинными прыжками пересекла холл в направлении лестницы. Взгляд Суровчик метал молнии, и даже Ульяна, не привыкшая, чтобы ее по-хамски игнорировали, не решилась ей возразить. Она заметила, что на задней части юбки Марьяны виднеется отчетливый след мужского ботинка, размера примерно сорок четвертого.
Ульяна не допускала и мысли о том, что редакторша «Женской логики» позволила какому-то гнусному мужику такую фамильярность, как пинок по заднице. Скорее всего, Суровчик просто села кому-то на ногу, вот и всё. Осмыслить всю несостоятельность этой версии Макак не успела – примчалась из ДК Жанна и доложила, что плакат состыкован как надо и требует стремянки для повешенья.
В воскресенье стало ясно, что главред Полыхальский рассчитывал правильно – серьезного ажиотажа конференция феминисток в Шестиборске не вызвала. Крупные акулы пера давно не заплывали в акваторию Ульяны Макак, полностью утратив к ней интерес, так что феминисткам пришлось довольствоваться мелочевкой, чье начальство не поскупилось на командировочные просто потому, что надо было чем-то заполнить не занятые рекламой полосы.
…Оживление на центральной площади Шестиборска достигло максимальных значений. Хотя, казалось бы, после прибытия феминисток – куда уж максимальнее. В город подтягивались журналисты со всех концов если не света, то уж точно Московской области. Количество их соответствовало ожиданиям Ульяны Макак, качество – прогнозам Полыхальского. Журналисты прибывали либо междугородним транспортом, либо собственными четырехколесными друзьями, но далеко не иностранного происхождения – свободные места возле гостиницы переполнили «шестерки», «девятки» и «сорок первые».
Скучившись у входа в ДК, гости конференции знакомились, обменивались визитными карточками и плосковатыми шуточками по поводу освещаемого события. Жанна и Тома записывали гостей и показывали, куда идти. Запись велась в большую толстую тетрадь, и главреду Полыхальскому не больно-то понравилось, что подле фамилий ставились либо крестики, либо нолики. Подавив зловещую ассоциацию с черным списком Аль-Кайды, главред поспешно устремился в актовый зал.
Шторы на сцене плотно задернули еще с утра, до поры до времени скрыв сенсационный плакат от взглядов. Когда шторы раздвинут, Марьяна Суровчик ознакомит участников форума с основными позициями представленной диаграммы и даст необходимые комментарии. Снабдив «сестру по разуму» лазерной указкой, Ульяна Макак дала Суровчик последние инструкции.
- …и чтобы всё время была здесь. Ясно?
- Да ясно, ясно.
- Чтоб никуда не уходила. Четверть часа можно и подождать. Только не кури здесь – еще плакат сожжешь нах.
- Ясно.
- Марьян, ты чё какая-то не такая? – подозрительно осведомилась Ульяна.
- Да такая я, такая, Ульян. Всё нормально.
- Смотри у меня. Когда раздвинем занавески, ты должна находиться здесь. Ясно?
- Ясно.
- И проверь, хорошо ли висит плакат. Хотя, нет, висит хорошо – я сама вешала. Но лучше проверь. Хотя, не надо – начнешь проверять и уронишь.
Ульяна выскочила в зал, и Суровчик осталась в одиночестве. Она маялась. Ее состояние характеризовалось народной мудростью «Чего-то хочется, но никто не даёт». А ей настоятельно требовалось. Чтобы дали. Мысленно послав Ульяну Макак на www.huy.com, Марьяна достала сигарету
- Главная
- СТАТЬИ
- АВТОРЫ
- НЕ ЧИТАЛ
- НОВИЧКУ
- ТОП-100
- ФОРУМ
- Новые темы
- Свежие сообщения
- Ветка: Анализ отношений с женщинами
- Ветка: Расстаюсь или Развожусь. САНЧАС
- Ветка: Наболевшее. Выскажись!
- РАЗДЕЛ: Мы и Женщины
- РАЗДЕЛ: Маскулизм, МД и права мужчин
- РАЗДЕЛ: Отцы и Дети
- РАЗДЕЛ: Разное
- УЧЕБНИК
- ТРИЛОГИЯ
- ВИТРИНА
- КОПИЛКА
- ОТНОШЕНИЯ